Самым лучшим местом на свете была судебно-медицинская экспертиза. Здесь повсюду пахло реактивами. Стояли микроскопы и какие-то странные приборы. Как-то даже жил маленький неказистый петух, которого звали не то Палычем, не то Петровичем. Что за обязанности он выполнял, не знаю.
В стеклянных шкафах пылилась совершенно потрясающая посуда, и я перетаскала домой довольно много колбочек, пробирок и чашек Петри.
Здесь всегда были люди, как бы поздно мы сюда ни пришли, — прокуренные, уставшие, но добрые дядьки с грубоватым юмором.
Здесь работал мой папа, Николай Сергеевич Салтыков.
Он редко брал меня с собой. Вообще, в те годы профессия «эксперт» звучала для меня вроде как «ставит опыты для науки». И я догадывалась, что это дело не только интересное, но и очень популярное. Потому что папа постоянно ездил в командировки - без малого, исколесил весь Советский Союз. Я часто слышала от него волшебную фразу - «По обмену опытом». И со знанием дела кивала, представляя, как он едет в Ташкент или Ленинград с колбами, микроскопом или даже с Палычем-Петровичем.
Картина мира начала меняться, когда зазвучало слово «криминалистика». А потом в нашей школе появился новый ученик, оказавшийся племянником городского криминального авторитета. Этот пацан, с виду тихий и вежливый, хорошо понимал силу своей семьи в лихие девяностые. Но его уверенные родители бережно поставили меня особняком — как-то очень аккуратно, словно и незаметно.
Только в старших классах я поняла, что папа двигал вперёд одну из самых важных наук на земле — науку справедливости. И любил её так же, как любил свою семью, - без оглядки, всей душой.
Папа руководил республиканской базовой спектральной лабораторией. Можно сказать, это структурное подразделение он создал буквально с болтика. Потому что когда начал там работать, спектральная лаборатория только организовывалась. И спектральный анализ, на котором специализировался отец, стал внедряться в практику судебной медицины.
Быстро, семимильными шагами, развивалась лаборатория. Превратилась в настоящий методический центр и была определена как базовая по РСФСР. Вошли в неё двенадцать зональных лабораторий разных городов Союза, от Иркутска до Казани. Специалисты постоянно общались, обменивались опытом — поэтому отец часто ездил в командировки.
А по поводу науки я не так далеко ушла от истины. Спектральный анализ основан на том, что каждое вещество излучает или поглощает свет определённой длины волны. Задача специалиста — заставить вещество излучить эту энергию, зафиксировать её и идентифицировать.
Отец классно знал физику. Сходу мог решить любую задачу из моих учебников. Однажды я спросила:
- Пап, как ты помнишь все формулы?
- Ну, помню я только базовые, - немного смущённо сказал отец. - Остальные вывожу.
И это так скромно прозвучало, будто вывести формулу — пара пустяков.
Позже, много позже я увидела, насколько широк круг задач спектроскописта. Что там вывести формулу из школьного учебника, когда на основе данных, по элементному составу частиц, отец идентифицировал предметы, диагностировал огнестрельные повреждения, определял дистанцию выстрела, возраст человека, давность наступления смерти и многое-многое другое.
Он помнил почти все интересные случаи. Многим спас жизнь. Бывало, спасал людей от незаслуженных обвинений.
...Так, поступило заявление об ограблении аптеки. В числе пропавших медикаментов значился барбитурат. Этот препарат оказывает угнетающее влияние на центральную нервную систему. Задержали подозреваемого, у него дома обнаружили тот же препарат и химическим методом подтвердили наличие в нём барбитурата. Но именно спектральный анализ показал несоответствие: у подозреваемого обнаружили натриевую соль барбитуровой кислоты, а в аптеке украли калиевую соль барбитуровой кислоты. Человек оказался невиновным.
К отцу часто обращались за помощью из других регионов. Однажды потерпел крушение легкомоторный самолет. Причём неисправностей у него не выявили. Версий выдвигали много, самая распространённая — диверсия… Отцу прислали для анализа стеклянную часть кабины. И отец обнаружил две молекулы постороннего вещества. Это была кровь птицы.
Папа всегда говорил, что волосы и ногти — химический паспорт человека. По ним он определял отравления, многие заболевания, мог довольно точно обозначить страну проживания. Неудивительно, что многие знакомые приносили ему свои «паспорта», когда не могли выявить причину недомогания. Помню, к папе обратилась знакомая, у которой болел муж.
- Николай Сергеевич, можно принести его волосы? Но муж лысый. Волосы на груди не годятся?
- Годятся, - ответил папа. - Только надо от корня.
Спустя несколько дней женщина принесла... пару волосков. На вопрос, почему так мало, смущённо ответила:
- Да он вырвался, не дался больше. Кричал, что это очень больно…
- Что больно? - не понял отец.
- Ну, вырывать волосы. Вы же сказали — от корня. Я пинцетом и выдёргивала.
Отец смеяться не стал. Осторожно объяснил, что можно не терзать мужа, а просто отрезать волосы ножницами. Но потом уж смеялись все.
Вообще, несмотря на всю серьёзность и масштаб своей работы, отец был оптимистом. Терпеть не мог формализма или работы, выполненной не на сто процентов. Именно поэтому, сдав экзамену в МГУ не на пятёрки, он забрал документы. Приёмная комиссия, увидев четвёрки, впала в недоумение и объяснила, что он поступил. Что «отлично» в МГУ на вступительных не ставят. Но отец не послушал. Забрал документы и сразу поехал в Воронеж — в ВГУ. Зато ему посчастливилось учиться у Николая Геннадьевича Басова.
А ещё он не переносил хамства, даже завуалированного.
…Мы втроём — папа, моя старший брат и я, зашли в магазинчик — что-то типа гастронома. Брат и я выбрали по булочке, решили ещё выпить по стакану лимонада. В сумме получилось 29 копеек.
Отец протянул продавщице две монетки — 20 и 10 копеек. Та в ответ дала булочки и невозмутимо принялась наливать лимонад. Мы с братом переглянулись, потом вопросительно посмотрели на отца. Я ещё подумала — может быть, она просто забыла? Отец метнул взгляд на продавщицу, потом на нас. Он не хотел выглядеть крохобором, но в то же время «забыть» вернуть сдачу — нечестно. Взгляд отца заскользил по прилавку с булочками — надо сказать, весьма заветренными и не особо аппетитными... И вдруг зажёгся. Его лицо мгновенно изменилось, став исключительно доброжелательным. Он пошарил в кошельке и радушно обратился к продавщице:
- Девушка, а, девушка!
- Ну? - нагловато ответила та, приготовившись сказать что-то вроде «за копейку удавится».
- Пожалуйста, дайте мне ещё одну булочку. Во-от ту, - скромно сказал папа. - За пятнадцать копеек.
И протянул ей «десятку» и две «двушки»...
Лицо продавщицы я помню до сих пор. Она раздулась от злости, но сказать что-то была бессильна. А мы, радостные, вышли из магазина и скормили эту невкусную булочку голубям.
В последние годы папа преподавал в техническом университете. И я видела, как много студентов приходило к нему в лабораторию, чтобы поговорить «за жизнь». Потому что он умел рассказывать интересно о разных вещах. А ещё всегда быть искренним.
Отец любил людей. Но больше всех на свете — свою семью. И как-то особенно — меня. Я была папиной дочкой и унаследовала от него не только цвет глаз, но и во многом — характер. И хотя мы, как и все люди на планете, иногда ссорились и ругались, но не носили камней за пазухой. Я всегда чувствовала — папа, мой папка, в любую минуту готов прийти на помощь.
Когда у меня родилась дочка Вика, мне помогали все. В том числе — папа, который взял отпуск и каждый день приезжал гладить пелёнки. Именно он первым начал гулять с крохотной Викой, держа её не за две ручки, а за одну.
- Она уже так умеет? - изумилась я, увидев эту картину.
- Как видишь, - гордо ответил папа.
…Он ушёл очень быстро, в разгар эпидемии ковида. Не выходя на пенсию, а всего лишь взяв больничный.
До последнего часа, с огромным поражением лёгких, отец отвечал на смс, и сам писал довольно подробно. И люди продолжали ему писать и звонить ещё много дней — кто волновался, кто спрашивал совета, кто хотел прийти в гости... «Я немного посплю», - написал папка и заснул.
…Иногда я чувствую себя похожей на ту давнюю малышку-Вику, которая неуверенно переставляла ножки. Трудно привыкнуть, что теперь тебя держать не за обе руки, а за одну. Но иногда вдруг, совершенно неожиданно, я узнаю в собственных поступках и словах папу. И делаю следующий шаг.
Софья Милютинская
