Много селений по великой России – не каждое из них и на карте можно увидеть. Проезжая по трассе мимо одного из них, что носит имя Талицкий Чамлык, невольно забываешься, глядя во все глаза на справные кирпичные дома или пёстрые деревянные избы, украшенные снежно-белыми наличниками и местами даже коньками.
Но один из них отличается маленькой неприметной деталью – красной звездой над дверью. В этом на вид неприметном голубеньком доме живёт настоящий Герой – ветеран Великой Отечественной Войны, орденоносец Пётр Андреевич Лебедев.
- Пётр Андреевич, расскажите, где, как и когда начался Ваш боевой путь?
- Сам я с 1925-го, а потому на момент её начала мне было лишь 16 лет. Тогда работал я так же, как и все, – то в поле, то дома по хозяйству, чем мог подсобить. А война для меня началась в 1943-м году. Как сейчас помню: 17-го апреля нас собрали - 36 человек с Талицкого - и повезли в Добринку, а оттуда – в Саратовскую область, в город Пугачёв, что на берегу Иргив-реки. Там определили меня в учебный полк, где проходили мы обучение ровно полгода. Нас делили там на отделения по два человека.
- А чему Вас обучали? Наверное, обращаться с оружием?
- У нас на весь взвод (а это порядка 30-ти человек) одна винтовка-то всего настоящая выдана! Кому сегодня дали изучать – тот её и разбирает, смазывать и чистить приучается. Обыкновенно выходили мы на поляну возле Иргива, садились кругом где-нибудь на траве. Тот, у кого винтовка, в центре, а остальные его обступят да смотрят, чтобы без дела не сидеть, как какие детали вынимаются и куда их обратно на место вставить надо. Вот так и учились!
Винтовку каждый день выдавали новому солдату – все должны были в руках её подержать. А те, чья очередь ещё не подошла, ходили с деревяшками. С ними и маршировать учились в «учебке», и обращаться, как с оружием.
- И после «учебки» Вас, Пётр Андреевич, послали на фронт?
- Как говорил я, пробыли мы там 6 месяцев. 17 сентября снова собрали всех, посадили в поезд и эшелоном отправили. Ехали долго, всё в теплушках: вагоны были узкие, тесные, дощатые. Осень, казалось бы, только началась, а уже прохладно было – дождик моросил, сквозь щели в вагоне ветер продувал. А на теплушку только одна печка-буржуйка выделена. Так и ехали, в шинели закутавшись да дрова подбрасывая.
Я думал тогда, что повезут нас через Добринку, через родные края. А командование южнее отправило - на Украинский фронт, где и встретил я первый свой бой. Было это в городе Мелитополе. А оттуда пошли ещё южнее. Попал в итоге я на четвёртый Украинский, где командующий был генерал Толбухин, который освобождал Крым от засевших там немцев. Надвигались мы пехотой со стороны Перекопа, а с Керчи к нам шла на соединение Приморская армия: противники наши как бы в кольце оказались: ни по суше им не уйти, ни морской стороной не уплыть. Но оттого они стали только злее.
◦ Пётр Андреевич, да ведь это - Севастопольское направление! Там же были сконцентрированы самые крупные силы немецкой артиллерии!
◦ Очень трудно было там. Обстрелы много бед принесли. Иногда случалось, били по несколько часов кряду, когда мы закрепиться пытались. И до того долго это продолжалось, что привыкать начинаешь к ним так, что постепенно уж и не понять: то ли снаряды закончились, то ли просто пообвыкся и не различаешь воя их. А единичные залпы и вовсе каждый день бывали.
Но тогда уже «Катюша» в армии была, а потому и полегче стало нам, пехотинцам. Чуть где начинали стрелять – «Катюша» туда подъедет, сама залп даст. Но тут же отъезжает, чтобы позицию сменить и незамеченной остаться. Если решат немцы с уже другой точки вдарить по расчету тому, то не смогут – не поймут, куда целиться. А со стороны обстрелянных уж более не слышно никого, ведь когда снаряд падает, он-то не просто взрывается, а вокруг всё выжигает дотла. И до того система хорошей получилась, что командование боялось, как бы немцы секрета снаряда не выяснили.
- Пётр Андреевич, расскажите, с какими условиями Вам приходилось сталкиваться на фронте?
- Когда «Катюша» появилась, то наступали мы спешно, позиции меняли быстро, а потому обжиться иногда не успевали. А до этого некоторые участки приходилось долго отбивать, из-за чего со снабжением были большие проблемы. И всё время мы находились под артобстрелом, в окопах, холодной зимой, когда и пищу неоткуда было достать. Помню, кормили мёрзлой картошкой, а иногда просто перловкой. Шесть месяцев мы находились без крыши над головой: была такая длинная земляная траншея, я в этой траншее, чтоб не заморозить ноги, себе отельный закуток выкопал и спал в нём, в шинель закутавшись.
- Пётр Андреевич, как мы слышали, Ваш боевой путь был довольно длинным: за тот неполный год, что Вы находились на фронте, довелось быть и в пехоте, и разведке служить, и связистом...
- Да, пока прошёл я путь от Липецка до Перекопа, многое пришлось пережить: и рядовым был, и при штабе связным – в звании рядовой, а уже связной! Редко такое случалось! А что до разведки – в неё мы ходили, можно сказать, простыми бойцами: без курсов, без подготовки обходились. Но отбирали там всегда людей строго: чтобы без травм был, особенно на ноги, чтобы лёгкие были в порядке – много бегать приходилось. Но прежде всего, смотрели, курит ли человек: среди разведчиков только некурящих можно было увидеть.
А всё отчего? Курящего человека легко можно вычислить по запаху. Сам ты к табаку привыкаешь, если куришь, а потому и не заметишь ничего, а вот некурящий тебя легко может носом «увидеть» даже на расстоянии!
- А какое задание для Вас стало самым запоминающемся?
- Заданий, то есть куда и зачем мы шли, никто не знал, кроме одного нашего старшего, по званию он был сержант. Ему цель сообщал командир, и тогда уже мы начинали выдвигаться: идём и делаем, что нам сержант скажет. На тот момент мы уже в Крыму были, под Перекопом возле солёных озёр Сиваши. И там я стал связистом в штабе, что находился у нас в километрах двух от линии фронта, где каждый день шли бои. Раз на нейтральной зоне у нас дозор был. Необходимо узнать, что там происходит. Ну и посылают туда – пришел, а связь оборвана из-за снаряда: тот взорвался и кабель перебил. Я обратно в штаб – докладывать, что с группой. Пришёл, сказал: «Так, мол, и так», - меня оставили в траншее, где тогда командование находилось, а потом и благодарность объявили.
- Пётр Андреевич, у Вас есть боевые награды, в том числе и орден Красной Звезды. Не могли бы рассказать, какие именно у Вас ордена?
- Награждён я орденом Отечественной войны второй степени – его мне дали за службу в роли связиста. А ещё – орденом Красной звезды. Им меня наградили в 1943-ем. Ещё есть нагрудный знак «Гвардия». Я же в гвардии служил. В общем, путь мой был длинный и закончился он в Перекопе.
- В Перекопе? Там же, где проходила Ваша служба связистом?
- Да. Везде горы крутые, на западе – Чёрное море, а на востоке – те самые солёные озёра Сиваши. Мы их когда увидели, очень удивились: они все розовые, даже местами красные. Никогда не поверишь, что это такая же вода, только солёная-солёная - местами соль пластами лежала. Впереди нас Турецкий или Перекопский вал был, где когда-то сражались наши с турками. Вал этот был хитро сделан: говорят, можно было его в случае чего затопить, пустив воду. Так немцы и сделали, чтоб мы в Перекоп не прошли. Кто в воду попадёт, переплыть решив, того подстрелят. И даже если в ногу попадут, всё равно под воду уйдешь – сила требовалась огромная, чтоб просто воду переплыть с боевой раскладкой.
И вот в 1944-ом, через месяц после того, как наступление на этот вал уже закончилось, меня и двух сослуживцев направили в разведку. Задача поставлена - добыть «языка». Мы поползли вперёд, в сторону врага через широкую полосу. Нужно было преодолеть нейтральную зону шириной эдак метров в 800. Главное, не нарваться на мины и себя не обнаружить. Почти в полной темноте мы пробирались вперёд вслед за сапёром, который делал коридор. До цели оставалось совсем немного, когда немцы выпустили ракету: стало вокруг светло, как днём. Нас обнаружили. В дзоте залаяли пулемёты…
У меня документ остался, в котором всё и записано. И по этому документу меня направили в госпиталь, что находился в Ростове. А потом меня выписали и в колхоз направили: ранение серьёзное было – половину ноги, почитай, осколком порезало, обратно на фронт уж идти нельзя было. Тогда уже лет девятнадцать исполнилось. Вот так и посмотри: с Липецка сначала Мелитополь, потом в Крым, в Ростов, а там и обратно приехал.
- И как сложилась Ваша жизнь после ранения?
- Работал в колхозе трактористом. Потом ещё в поле. А там и по хозяйственной части пошёл…
Как-то раз вызвал меня к себе работник райсобеса и говорит: «Ты – молодой. Поедешь на счетовода учиться в Воронеж?» - бухгалтером по-нынешнему. Я и отвечаю: «Поеду!» Пришёл домой, а отец спрашивает у меня, что в райсобесе сказали. Ну я и ему и рассказал, что поеду учится в Воронеж. А отец: «Ага, от Пашки, - старшего брата моего, который в Среднюю Азию уехал, - слуха нет. От Андрюшки нет слуха, от Алёшки нет слуха, и ты от нас последний уезжаешь? Нет, никуда ты не поедешь». Ну я и остался здесь, и по сей день живу в этом колхозе, на этом самом месте…
А как мы избу строили? У нас же до этого маленькая была, саманная (из глины и соломы), в два окошка всего. Вот всё, что сейчас увидеть здесь можно: рукомойник, диван, комната даже вторая, - всё отсутствовало. Вот видишь: потолок какой деревянный? Каждое брёвнышко опилено, разделено на несколько частей. Я у отца спрашивал, когда мы избу начали новую строить: «А почему целое бревно-то не положить – крепче же будет?» А он мне вопросом на вопрос: «А чем топить станем?» Вот так и выбирали – то ли дом достроить, то ли печь растопить.
Согревались лишь печкой одной. Да «коптёрка» ещё у нас была: пузырек, туда керосин заливали, фитилёк поджигали, и она хоть немного светила. Одну бутылки керосина на неделю мы покупали и экономить старались: такое время тогда было. Да и строить тут же приходилось – ведь это всё сам грузил, отцу помогал. А в 54-ом году построили мы эту избу – уже времени, казалось бы, вон сколько прошло, а всё равно трудно приходилось. Так и жили.
Антон Токарев,
липецкая гимназия №69
