Начинаем публикацию архивных материалов Александра Викторовича Косякина — легенды липецкой журналистики, обладателя различных высоких наград и почётного гражданина Задонского района. Много лет он работает в «Липецкой газете»: был и собкором, и обозревателем. Ещё дольше — в «Задонской правде». Материалы Александра Викторовича выделяются стилем, ироничным и лёгким, но при этом заставляющим задуматься.
Кажется, газета была всегда. И всегда её бранили, тиражи, случалось, изымали, репортёров гнали взашей из присутственных мест, таскали к мировому и первому секретарю, травили собаками и парткомиссиями. Это называлось попить из реки по имени Факт, но… Но за Божницей в обычной русской хате всегда хранили пожелтевшие листки. А вакансий в редакциях практически не было. Пока же старые зубры паслись в зелёных долинах, на каменистых осыпях да на газетных побегушках вовсю шустрила молодёжь, чтобы стать такими же маститыми и мудрыми, с рогами и копытами. Правда, сегодня стригунки вполуха слушают рассказы бывалых и не очень верят их байкам. И зря! Были люди в наше время… Богатыри - не вы! Нынешние не знают даже, что такое бюро райкома или «персональное дело»! А в стародавние времена приползали, бывало, из райкома после очередной выволочки побитые, но не убитые, с ушибами, но с дулей в кармане: накося - выкуси! И если цепи нельзя было разорвать, на них просто плевали: может, заржавеют скорее…
Но и то правда: на прессе общество и его вожди всегда обкатывали новые идеи, и тогда газета превращалась то в опытный полигон, то в минное поле, а то в непроходимое болото. Но всегда, даже в самые смутные дни, веселил душу аргумент Его Величества Читателя: «Да ведь в газете написано - сам читал!»
…Из всех случайностей мира самой неслучайной вещью нам кажется теперь именно то, что мы стали не кочегарами, не плотниками, а журналистами. Чтобы выслушивать о себе строго выверенное: «Говорили, что журналист, а оказался пьющим человеком». Ну да, на своих журфаках мы все начинали с «сухонького», чтобы осознанно и с твёрдостью, как у первых марксистов, придти к напитку профессиональному, то есть водке. Но банально спившихся среди нас почти не было - профессия всегда держала на плаву. И ребята, ушедшие до срока не только с газетных страниц, но и из жизни, - они не спились, это неправда, они разуверились и разминулись с новым временем. Но очень даже может быть, что были они лучше нас - честнее и талантливее…
Конечно, умные люди и сегодня задают вопрос: «И зачем ты пошёл в эту газету? На почте служил бы сейчас ямщиком - каким-нибудь фертом в каком-нибудь ЗАО, АО или АУ». Но на то они и умные… А в самом деле, если вспомнить, сколько хлопот доставила профессия в личной жизни…
Во времена расцвета застоя, теперь почти былинные, когда у нас не было ещё белоснежных невест - айбиэмок, а были строкомер и пудовая касса метранпажа, довелось мне служить ответсекретарём в районной газете. И было по молодости лет в нерабочее время объяснение под кустом сирени с местной феминой. Но на третьей полосе была дырка в семьдесят строк, и моя профессиональная взнузданная совесть всё искала заплатку. В общем, я отвлекался, чего девушки не прощают. Любовь качала меня на своих ласковых волнах, профессия била физиономией о гранитные скалы.
- Так что мы там говорили о любви? - спрашивал я, возвращаясь мыслями под куст.
И девушка уходила от меня с прямой спиной, не оглядываясь…
А кто из товарищей знает ответ на вопрос: «Что дала в личном плане тебе твоя газета?» Жена ревнует, соседи косятся, девушки уважительно (так, что противно делается), называют дяденькой, и если чего и нажил, так врагов и друзей вперемешку. Да валидол на полочке, да горчичники на спине. А сколько осталось позади ненужных слов и невозвышенных поступков? И когда кто-то из наших становится в третью позицию и говорит с надрывом: мне, мол, не стыдно ни за одну написанную строчку, я говорю ему: полно врать-то! Стыд есть даже у бесстыжих, а уж столько мы всякого наваляли за эти годы! Да ведь и замена сплошь коммунистической печати на сплошь демократическую, местами демагогическую прошла, кажется, не без нашего участия, а? И с атеизмом дров наломали, и вечную заповедь - не суди да не судим будешь - всё никак на себе не примерим: судим, да ещё как судим! И уж тем более неизвестно, когда вычерпаем из себя раба выданной Антоном Павловичем ложкой - до дна, до сухого шкрябанья. И через все эти вопросы приходится продираться всю жизнь, как через кусты малины: когда сорвёшь сладку ягоду, а когда и скулы расцарапаешь. Но если б не было этих вопросов - в кого бы мы превратились?
Да, мы грешили. Но зато партбилетов не жгли публично и виселиц-агиток в тылах не ставили. Это коллеги-централыщики напоминают сегодня ватагу матросов, застрявшую в долгожданном порту. Им дали всласть поплавать в свободном море, надышаться вольным воздухом и они поплавали - под разными флагами (от привычного красного до чёрного с черепушками), паля по чужим кораблям и беря их на абордаж. И вот теперь эта толпа с деньгами, гонором и застоявшимися кровями «оттягивается» на телеканалах и в жёлтых, как перезревшая дыня, СМИ.
Но есть исключение из правил. Даже в последние сумрачные годы выжили среди свободной, разлюли-малина, прессы так называемые местные газеты, сумевшие сохранить лучшие традиции русской журналистики. Это наши «районки» в нашей одноэтажной России. Потому что всё это время под смешки «демократов» они упрямо писали о главном: о хлебе насущном, ценах на солярку, водоразборных колонках, матерях-одиночках и дураках-начальниках.
Мне приятно писать об этой настоящей журналистике, потому что сам по профессиональному первородству районщик, а запах типографской краски вообще знаю с детства. Жил в большом дворе, куда выходило служебное крыльцо типографии, и мы, пацаны, запросто шлялись по цехам, где всё делалось вручную, в том числе и набор. Вот литеры с буковками мы и таскали втихаря - поплевав на них, можно было тиснуть на промокашке имя сидевшей на первой парте Светки…
И только раз, после экскурсии в печатный цех всего класса, шрифт учителям пришлось выгребать из наших карманов горстями - под угрозой срыва оказался выпуск газеты. А запахи краски на бумаге! А как мы обнюхивали свежий тираж - точь-в-точь как щенки косточку, которую хозяйка несёт в сумке с базара…
Я думаю, многое в жизнеспособности именно этих газет всегда играла их неповторимая атмосфера… дома. Да-да - общего, где живут под одной крышей всякий день часов по десять-двенадцать (никогда меньше здесь не работают), дома. Все не просто друг друга с детства знают, а - кто чего стоит. Здесь всегда кто-то болеет, кто-то учится и потому кому-то нужно работать за двоих-троих. Но, несмотря на это, газета выходит в срок, а дорожки зимой возле здания всегда расчищены, вода в графинах свежая, полы надраены - дом ведь, что ж вы хотите! Вот именно из этих дорогих сердцу деталей и состоят редакционные будни. То есть наша жизнь.
В Усманской редакции ещё совсем недавно топили печку, она весело, я бы сказал, с удовольствием трещала, и можно было, войдя с мороза, греть сколько хочешь ладони на её «зеркале». В «Ленинце» (это газета в Аннинском районе Воронежской области), куда я дважды ездил на практику, меня целый месяц кормили вишнями. Просто тамошние корреспондентки ставили с утра на мой стол миску и уходили. Ну разве такое забудешь?
Помню, как в «Задонской правде» катали по снегу в типографию за квартал огромные, в полтонны, рулоны бумаги (народ при этом подбадривал нас и потешался, как мог) или таскали на горбу маленькие, двадцатикилограммовые - восемь штук к каждому номеру. И никто ни разу не пикнул: надо, так надо, для газеты же. Зато в маленьком коллективе всегда можно было у кого-то поплакаться на груди, попросить баночку варенья заболевшему ребёнку, перехватить что-то до получки, и сказать всё, что думаешь о самодуре-начальнике и даже - бери выше - о порядках в стране. Сколько было разборок в райкоме по поводу каких-то публикаций - выговор-то схлопотать запросто можно было, а вот дождаться предательства от товарищей - дудки. Всегда знали: «первые» приходят и уходят, а газета остаётся. «Своих не сдавать!» - этот принцип незыблем и сегодня. Вообще если говорить о таком понятии, как журналистское братство, то сохранилось оно прежде всего именно в районке.
Кто-то, конечно, думает, что кроме работы (ну как же - «Трое суток шагать, трое суток не спать - ради нескольких строчек в газете…») журналист и думать ни о чём не может, но это не так. В измалковском «Восходе», где после армии я начинал литсотрудником, навсегда запомнилось, как люди отдыхали. Любое событие отмечалось во главе с редактором Николаем Ивановичем Марковым на зелёной лужайке и непременно с баяном. Неистощимым выдумщиком на этот счёт был и редактор задонской «Донской правды» (так она раньше называлась) Виктор Алексеевич Котуков. В хлевенских «Донских вестях» фирменное угощение для гостей - уха, редактор Владимир Полосин на спор всегда (то есть в любое время) может наловить у берега руками (!) до трёх килограммов рыбы - узнали бы про это составители Книги рекордов Гиннеса, обрыдались бы! Виталий Первеев, редактор «Задонской правды», много лет возглавляет районную сборную ветеранов по футболу и забивает больше всех! Николай Страхов, редактор усманской «Новой жизни» - был ведущим актёром местного народного театра.
Конечно, в ней многое изменилось, в районке. Запахи того, старого дома растворил вентилятор компьютера, выдули сквозняки перестроек. Не без этого. И в Интернет газетчик заходит теперь запросто, как в соседнюю кафешку. Но главное всё же осталось. Я бы назвал это главное старым русским словом «служение». Служение людям, своим землякам, так и не дотянувшим до среднего класса. Служение делу. Служение Его Величеству ФАКТУ. Вот почему журналистов одноэтажной России по-прежнему интересует, не какое место среди миллиардеров занял местный олигарх, а насколько подорожала плата за свет и воду, как много в районе накопали свёклы, когда будет рейсовый автобус до дальнего села, где живут одни старухи (но ведь наши, русские, страну вытащившие в войну!). Вот почему районная газета была и остаётся самым популярным в глубинке изданием. Всегда в ней были темы и статьи, после которых что-то случалось, что-то менялось и давало ощущение, что жизнь проживается не зря. Да и сама редакция всегда была «кузницей кадров» - вон сколько наших сидит по областным да и столичным кабинетам! А навыки, полученные в газете, - сумасшедшая, на пределе, работоспособность и высочайшая ответственность - они-то и выводили людей на столбовую дорогу. А посмотрите, сколько в самой глубинке талантливых, совестливых, называемых солью земли интеллигентов. И пусть кого-то из них заедает быт, кого-то достаёт вечная рассейская привычка выпивать без приличной закуски - всё равно именно возле редакций бурлит водоворот жизни, там собираются все те, кому хочется человеческого общения, умных мыслей и критиков, которые оценят твои собственные таланты. Вот откуда в редакциях берутся литкружки и объединения, клубы по интересам и прочие «неформалы». Усманская «Новая жизнь» с их помощью выпускает альманах «Родники усманские», а ещё издала целую серию «Зов малой родины» в два десятка книг. В «Задонской правде» работают журналисты-краеведы, которые тоже радуют земляков всё новыми и новыми книгами. Высокий творческий потенциал у данковчан, чаплыгинцев, грязинцев и других районщиков.
И всё бы ничего, если бы не эта затянувшаяся война. Не Отечественная, но в Отечестве. Где наш брат перебегает из одного лагеря в другой, где его передают, как переходящее Красное знамя. А другой топчется у чужих дверей: драку заказывали? И наплевать, что читатель потом пристрелит презрением, а товарищ не похлопает по плечу!
Переправа, переправа, берег левый, берег правый… И хлопчики вроде в окопах знакомые, свои в доску, сидят да постреливают. Но если будешь шляться на открытом месте, наверняка поймаешь шальную пулю, свою или чужую, и рухнешь в снег бровями. И вот ведь что обидно: и левые, и правые, и зелёные, и синие - это ведь мы сами, вчерашние, с одного журфака, а ещё раньше - соскочившие, кажется, с одной печки и вылезшие из-под одного отцовского ремня. И потому хочется гаркнуть из своей траншеи: «Мужики! Пора воткнуть штыки в землю! Айда брататься!» Но - не выходит: и генералам, и рядовым хочется, чтоб к штыку приравняли перо…
И всё-таки война когда-нибудь кончится. И тогда мы вернёмся к мирным делам и обнимемся и поплачем. Так ведь всегда бывает в России: после драки обязательный мир… может быть, до следующего мордобоя.
Но несмотря на тяготы журналистской солдатчины, вечный зуд редактора и очень смешные заработки, справедливо будет сказать о радости, которую нет-нет, да всё же даёт профессия. Радости упоительных встреч с новыми людьми и событиями, встреч с ремеслом, которое почему-то выбрало нас, непостоянных, вздорных, но всё же счастливых.
Руку, товарищ районщик!
Александр Косякин
