«Не сработаемся» - мелькнула мысль, когда главный редактор представила нам нового корреспондента Павла Жукова.
За одной партой
Нет, формально у нового сотрудника всё при всём — вежливость, речь, образование, внешний вид и прочие элементы высокой ветви цивилизации. Но Павла выдавал взгляд, в котором светился недоумённо-безысходный вопрос о том, что он здесь делает.
«Не сработаемся» - ещё раз подумала я и вздохнула. Потому что, избалованные радушием и сердечностью читателей, ключиковцы не привыкли к невидимым стенкам.
Павел поселился в нашем общем кабинете. От заданий не увиливал, в разговоры не вступал и держался особняком. Редактор предупредила — все тексты нового корра предстояло сначала править мне.
Вообще, процесс «затачивания» под стиль «Ключика» всегда долгий и болезненный. Потому что писать для детей — значит быть словесным ювелиром. Строгий запрет на «воду», на общие фразы, на официоз и формализм — лишь половина дела. Ещё нужно писать интересно, видеть факты и постоянно искать новые формы. Забыть о том, что ты взрослый, превратиться в очень образованного ребёнка и притом не стать ни комичным, ни нудным. Словом, нужно всё время ходить по канату так, словно ходишь по музею.
Быстро такое не даётся, и в руке бывалых «ключиковцев» всегда грабли для редактуры. Предстояло «грабить» и мне, да ещё и ухитриться, чтобы у новичка не опустились руки. Поэтому каждую правку я сопровождала бодрой утешительной речью о том, что «всё хорошо», при этом барабаня по клавиатуре, словно заяц по пеньку. Павел кивал. Невидимая стенка росла на глазах, угрожая стать аквариумом.
Так прошла пара месяцев. А потом, 13 апреля 2010 года, прямо на работе стало плохо нашему художнику Виктору Сергеевичу. Человеку, которого невозможно не любить. Быстро приехала «скорая», забрала Виктора Сергеевича в больницу.
- Надо ехать следом, - сказала я. - Может быть, потребуется какая-то помощь, пока в больницу приедет его семья.
- Поехали, - вдруг сказал Павел. - У меня машина рядом.
И мы помчались за каретой скорой помощи. По дороге я взглянула в зеркало заднего вида — там отражались глаза Павла. Стенка не растворилась. Но рядом с вопросом «Что я здесь делаю?» вдруг замаячило «Успеем ли?» И это выдало нашего новенького с головой. Пожалуй, в тот момент он и стал Пашкой.
Виктор Сергеевич поправился и вернулся в строй. А «Ключик» вскоре переехал в другие кабинеты. Нас с Пашкой посадили вместе — так сказать, за одну парту. Хождение по канату всё ещё шло трудно, но в расписание корра Жукова включалось всё больше ключиковских дел. И я всё твёрже убеждалась в том, что Пашкой он стал недаром.
...Мы проводили встречу с первоклассниками в одной из липецких школ. Вместе с нами поехал фотограф и друг Александр Николаевич Козин. С собой взяли разный смешной реквизит, даже пушистые меховые воротники. И Козин, делая забавные портреты, попросил Пашку сфотографироваться за одной партой с красивой девочкой. Все смеялись, кроме маленького ушастого мальчугана, который прежде сидел за этой самой партой. Мальчуган поначалу крепился, а затем подошёл к Пашке и что-то тихо пробурчал. Пашка очень серьёзно выслушал, так же тихо ответил и как-то мягко, незаметно, перевёл фотосъёмку на другие сюжеты.
- Что он тебе сказал? - спросила я потом.
- Что он ревнует, потому что любит эту девочку.
- А ты что ответил?
- Попросил немножко потерпеть и пообещал скоро уйти. Объяснил, что мы сели вместе только для фотографии.
Так стало ясно: Пашке можно доверить общение с детьми — он не способен их унизить.
А вскоре после этого он как-то очень буднично попросил меня прочитать текст и сказать своё мнение. Я открыла, начала читать - и почувствовала себя рентгенологом. Передо мной был большой рассказ (или маленькая повесть), где ясно прослеживались нити автобиографии. Оставлю в стороне сюжет, главное в другом. Сделаем небольшое отступление.
Любовь бывает разная. И рассказывают о ней люди так, как чувствуют и понимают сами. Если человек примитивен, он и любовь видит цепочкой событий из грошовых романов. Он не в силах оценить это чувство, а значит, не в силах разглядеть и испытать. Помните строки Риммы Казаковой: "Как счастлив ты, что ты незрячий и что потери не поймёшь"? Счастье ли это? Вряд ли.
Но совсем не такую любовь проносят сквозь жизнь. А ту, что в «Двух капитанах». Ту, что в голосе Анны Герман, когда «мы — эхо...» Ту, которая не заканчивается с уходом человека из жизни. Ту, для которой нужна настоящая глубина.
Её можно не встретить на своём пути, но самое главное - быть на неё способным. Потому что только это - ключ к пониманию сути нашей жизни.
Так вот, я прочитала Пашкин рассказ. Да, очень шероховатый и сырой. Но главный герой в нём понимал любовь. А значит, понимал её и Пашка. И что-то во фразе «Не сработаемся» стало выглядеть, как мой личный диагноз поспешности.
Между тем, творческие дела у Пашки тоже пошли в гору. Он стал выдавать материалы, наполненные юмором. Причём юмор чаще был с двойным дном: ребёнок увидит одно, а взрослый — другое. Появлялись и отличные персонажи — чего стоит хотя бы следователь Шустряйкин, у которого был маскировочный костюм «Воробей с усами»! А мадам Капризняк в роликах с надписями «Газ» на левом и «Тормоз» на правом? Появились и довольно объёмные сказки - «Птицетив» и «Бояка больше не боится».
Пашка «вклинился» и в творческую деятельность редакции. Именно с его появлением мы стали проводить игровые тематические встречи с ребятами. Этакие живые рубрики. И выяснилось совершенно неожиданное - Пашка не боялся быть смешным. Он безотказно превратился в дрессированную собаку по кличке Муму и добрых полчаса ходил на четвереньках по сцене, искал в зале морскую свинку и даже выполнял команды моей дочки Вики. Ребятня хохотала, с Муму наперебой фотографировались. А потом в редакции, снимая пушистые чёрные уши, Пашка выразительно посмотрел на меня и так же выразительно сказал:
- Ты знаешь, что я тебя ненавижу?
Но было поздно: я уже хорошо понимала, с кем имею дело. И в ближайшем будущем корреспондент Жуков был папуасом, синичкой, рыбкой и даже передней частью лошади, катавшей детвору.
...Так, за одной партой, пролетели четыре года. А потом я ушла в декрет, нянчить сына Витьку. Помню, как непросто пришлось редакции в это время. Но большое видится на расстоянии. Именно потому я храню письма, которыми мы с ребятами обменивались три года. Всё, что нас связало, не исчезло и даже не поблекло. Проверка на прочность удалась. Более того, теперь уже я никак не могла назвать Пашку младшим по званию. Он отлично писал, его тексты охотно брали в популярные федеральные издания. Но главное - Пашка сохранил в себе всё самое хорошее и шёл дальше. Оставаясь другом, мог сказать в глаза что-то отрезвляющее. Посмеяться, чтобы рассеять усталость или горечь проблем. Именно он привёл в "Ключик" двух отличных сотрудников - Алексея Фролова и Андрея Скоморохова. И сложился маленький, но настоящий во всех смыслах коллектив, где нет места главным бедам человечества - лжи и зависти.
Сегодня Пашка снова стал Павлом, ведь он возглавляет онлайн-журнал "ЕЖ", наше второе издание. Рулить ежедневным журналом непросто, но профессионализм позволяет. У Павла сложилась хорошая команда юнкоров. И что действительно уникально - это команда инклюзивная. Многим ребятам с особенностями здоровья "ЕЖ" подарил веру в свои силы. А ведь изменить что-то в жизни другого человека дорогого стоит. Помните наше отступление про способность любить? Это - не только про чувства к людям. Но и к профессии. И к добру. И к самым лучшим сторонам жизни.
Мы больше не сидим за одной партой, у нас разные кабинеты. И всё же - сидим. Потому что парта - это не про класс, а про жизнь. Правда, Пашка?
Софья Милютинская
